Неточные совпадения
В хлыстовском сектантском
движении есть ценная
религиозная энергия, хотя и не просветленная высшим сознанием.
Но вот младенец подает знаки жизни; я не знаю выше и
религиознее чувства, как то, которое наполняет душу при осязании первых
движений будущей жизни, рвущейся наружу, расправляющей свои не готовые мышцы, это первое рукоположение, которым отец благословляет на бытие грядущего пришельца и уступает ему долю своей жизни.
Первый состав
движения был более
религиозным по существу, хотя и чуждого мне, исключительно литургического,
религиозного типа.
Многие сторонники и выразители культурного ренессанса оставались левыми, сочувствовали революции, но было охлаждение к социальным вопросам, была поглощенность новыми проблемами философского, эстетического,
религиозного, мистического характера, которые оставались чуждыми людям, активно участвовавшим в социальном
движении.
Произошло столкновение с ультрареакционным течением в эмиграции, с консервативно-традиционным и клерикальным православием, не желающим знать всего творческого
движения религиозной мысли начала XX века, с реставрационной политикой, вожделеющей утерянного привилегированного положения.
Он должен был прежде всего выразить кризис миросозерцания интеллигенции, духовные искания того времени, идеализм,
движение к христианству, новое
религиозное сознание и соединить это с новыми течениями в литературе, которые не находили себе места в старых журналах, и с политикой левого крыла Союза освобождения, с участием более свободных социалистов.
Я все время боролся против реакционных
религиозных и политических настроений, боролся в журнале «Путь», боролся в Религиозно-философской академии, боролся в христианском
движении молодежи.
И дальше сам с собою: почему красиво? Почему танец красив? Ответ: потому что это несвободное
движение, потому что весь глубокий смысл танца именно в абсолютной, эстетической подчиненности, идеальной несвободе. И если верно, что наши предки отдавались танцу в самые вдохновенные моменты своей жизни (
религиозные мистерии, военные парады), то это значит только одно: инстинкт несвободы издревле органически присущ человеку, и мы в теперешней нашей жизни — только сознательно…
Если покорялись когда люди целыми народами новому
религиозному исповеданию и целыми народами крестились или переходили в магометанство, то совершались эти перевороты не потому, что их принуждали к этому люди, обладающие властью (насилие, напротив, чаще в обратную сторону поощряло эти
движения), а потому, что принуждало их к этому общественное мнение. Народы же, которые силою принуждались к принятию вер победителей, никогда не принимали их.
В великой России нельзя было указывать на ту причину, которою объяснялось народное
движение в литовских губерниях. Никакой систематической проповеди, никакого
религиозного института для распространения трезвости у нас не было. Напротив, при нескольких случаях церковного участия в решимости крестьян не пить, — было несколько случаев и совершенно в другом роде. Например, из Крапивинского уезда Тульской губернии сообщали («Московские ведомости», № 97...
К счастью, дело обстоит наоборот: религия не утверждается на рассудочном постижении, она стоит в самой себе, и, напротив, для нее указанная антиномия как раз создает постоянный и незаменимый импульс, она есть нерв религии, придает ей глубину и
движение и, хотя и неразрешимая, она постоянно разрешаема в
религиозной жизни, вновь и вновь переживаясь как источник
религиозных озарений в пламени веры.
В
религиозной жизни нет застоя и неподвижности, как нет и неотъемлемых достижений и мертвых точек, здесь все и всегда в
движении, вверх или вниз, вперед или назад, а потому мертвому успокоенному догматизму здесь не может быть места.
Сказанное дает основание и для суждения о пределах
религиозного гнозиса, или вообще о гностическом направлении в религии, которое всегда существовало, в настоящее же время проявляется с наибольшею силой, с одной стороны, в метафизическом рационализме, а с другой — в так называемом теософическом
движении, точнее, в современном оккультизме.
Но и страх, принявший
религиозный и нравственный характер, никогда не есть
движение вверх, в высоту, к Богу, а всегда есть прикованность к низинам, к обыденности.
Живоцерковное
движение никаких новых
религиозных идей не имело, оно ничего другого не говорило кроме того, что церковь должна приспособиться к советской власти.
В общем
движение может быть охарактеризовано как своеобразный русский романтизм, но в своем религиозно направленном крыле это был переход к
религиозному реализму.
В дальнейшем
движение оторвалось от связи с разными формами марксизма и превратилось в борьбу за самостоятельность духовных ценностей в познании, искусстве, моральной и
религиозной жизни.
Если верить последним, то и в настоящее время в Мукдене образовалась
религиозная секта, подготовляющая антиевропейское
движение.
Семитический ветхозаветный трансцендентизм ныне мертвит
религиозную жизнь, он выродился в полицейское мероприятие против
движения в духовном опыте, он питает нетерпимость и осуждение ближнего, растит антихристианские чувства.
И
религиозный смысл любви половой, эротики, в том, что она является источником
движения личности ввысь, творческого ее восхождения.
Пока же в революционном
движении Бог забыт, и от такого
движения безумно ждать
религиозного возрождения.
И в самой России это
движение к
религиозной жизни не носит корыстного характера, не связано с реставрационными планами и жаждой вернуть себе утерянные блага жизни.
Много было классовых коммунистических
движений в прошлом, и они нередко принимали
религиозную окраску.
Достоевский проповедовал, что русский народ — народ богоносец. Лучшие русские люди верили, что в скрытой глубине русской народной жизни таятся возможности высших
религиозных откровений. Но вот грянула революция и привела в бурное
движение необъятное море народной жизни. Народ, безмолвствовавший тысячу лет, захотел, наконец, выговориться.
Тогда самобытное
религиозное и церковное
движение внесет в политику и общественность высшую правду, которой в них нет.
Единение же достигается никак не насильственным и невозможным удержанием всех людей в раз усвоенном внешнем исповедании одного
религиозного учения, которому приписывается непогрешимость, а только свободным
движением всего человечества в приближении к единой истине, которая одна и поэтому одна и может соединить людей.